Владимир Ильич Ленин - Страница 1

К оглавлению

1

Российской

коммунистической партии

посвящаю


Время —
                 начинаю
                                про Ленина рассказ.
Но не потому,
                        что горя
                                       нету более,
время
           потому,
                         что резкая тоска
стала ясною,
                      осознанною болью.
Время,
             снова
                        ленинские лозунги развихрь!
Нам ли
             растекаться
                                   слезной лужею.
Ленин
           и теперь
                           живее всех живых —
наше знанье,
                       сила
                                и оружие.
Люди — лодки.
                           Хотя и на суше.
Проживешь
                     свое
                              пока,
много всяких
                        грязных раку́шек
налипает
                нам
                       на бока.
А потом,
               пробивши
                                 бурю разозленную,
сядешь,
               чтобы солнца близ,
и счищаешь
                     водорослей
                                           бороду зеленую
и медуз малиновую слизь.
Я
   себя
            под Лениным чищу,
чтобы плыть
                       в революцию дальше.
Я боюсь
                этих строчек тыщи,
как мальчишкой
                            боишься фальши.
Рассияют головою венчик,
я тревожусь,
                       не закрыли чтоб
настоящий,
                    мудрый,
                                   человечий
ленинский
                  огромный лоб.
Я боюсь,
                чтоб шествия
                                        и мавзолеи,
поклонений
                     установленный статут
не залили б
                     приторным елеем
ленинскую
                   простоту.
За него дрожу,
                          как за зеницу глаза,
чтоб конфетной
                            не был
                                        красотой оболган.
Голосует сердце —
                                    я писать обязан
по мандату долга.
Вся Москва.
                     Промерзшая земля
                                                        дрожит от гуда.
Над кострами
                        обмороженные с ночи.
Что он сделал?
                            Кто он
                                        и откуда?
Почему
              ему
                     такая почесть?
Слово за́ словом
                              из памяти таская,
не скажу
                ни одному —
                                       на место сядь.
Как бедна
                  у мира
                              сло́ва мастерская!
Подходящее
                       откуда взять?
У нас
         семь дней,
у нас
         часов — двенадцать.
Не прожить
                     себя длинней.
Смерть
              не умеет извиняться.
Если ж
             с часами плохо,
мала
         календарная мера,
мы говорим —
                           «эпоха»,
мы говорим —
                           «эра».
Мы
      спим
               ночь.
Днем
          совершаем поступки.
Любим
            свою толочь
воду
         в своей ступке.
А если
            за всех смог
направлять
                    потоки явлений,
мы говорим —
                          «пророк»,
мы говорим —
                          «гений».
У нас
          претензий нет,—
не зовут —
                    мы и не лезем,
нравимся
                 своей жене,
и то
       довольны доне́льзя.
Если ж,
             телом и духом слит,
прет
        на нас непохожий,
шпилим —
                  «царственный вид»,
удивляемся —
                          «дар божий».
Скажут так,—
                        и вышло
                                       ни умно, ни глупо.
Повисят слова
                         и уплывут, как ды́мы.
Ничего
            не выколупишь
                                      из таких скорлупок.
Ни рукам,
                ни голове не ощутимы.
Как же
            Ленина
                         таким аршином мерить!
Ведь глазами
                        видел
                                   каждый всяк —
«эра» эта
                 проходила в двери,
даже
         головой
                       не задевая о косяк.
Неужели
                про Ленина тоже:
«вождь
              милостью божьей»?
Если б
            был он
                        царствен и божествен,
я б
      от ярости
                       себя не поберег,
я бы
        стал бы
                      в перекоре шествий,
поклонениям
1