Владимир Ильич Ленин - Страница 17

                                          и Димитровки.
В семнадцатом
                           было —
                                         в очередь дочери
за хлебом не вышлешь —
                                              завтра съем!
Но в эту
               холодную,
                                 страшную очередь
с детьми и с больными
                                         встали все.
Деревни
               строились
                                 с городом рядом.
То мужеством горе,
                                   то детскими вызвенит.
Земля труда
                      проходила парадом —
живым
            итогом
                         ленинской жизни.
Желтое солнце,
                            косое и лаковое,
взойдет,
                лучами к подножью кидается.
Как будто
                 забитые,
                                 надежду оплакивая,
склоняясь в горе,
                               проходят китайцы.
Вплывали
                  ночи
                           на спинах дней,
часы меняя,
                      путая даты.
Как будто
                 не ночь
                               и не звезды на ней,
а плачут
               над Лениным
                                       негры из Штатов.
Мороз небывалый
                                 жарил подошвы.
А люди
             днюют
                         давкою тесной.
Даже
          от холода
                            бить в ладоши
никто не решается —
                                      нельзя,
                                                   неуместно.
Мороз хватает
                          и тащит,
                                        как будто
пытает,
             насколько в любви закаленные.
Врывается в толпы.
                                   В давку запутан,
вступает
               вместе с толпой за колонны.
Ступени растут,
                           разрастаются в риф.
Но вот
            затихает
                            дыханье и пенье,
и страшно ступить —
                                     под ногою обрыв —
бездонный обрыв
                                в четыре ступени.
Обрыв
            от рабства в сто поколений,
где знают
                 лишь золота звонкий резон.
Обрыв
            и край —
                            это гроб и Ленин,
а дальше —
                      коммуна
                                     во весь горизонт.
Что увидишь?!
                          Только лоб его́ лишь,
и Надежда Константиновна
                                                в тумане
                                                               за…
Может быть,
                      в глаза без слез
                                          увидеть можно больше.
Не в такие
                   я
                      смотрел глаза.
Знамен
             плывущих
                              склоняется шелк
последней
                   почестью отданной:
«Прощай же, товарищ,
                                        ты честно прошел
свой доблестный путь, благородный».
Страх.
           Закрой глаза
                                  и не гляди —
как будто
                идешь
                            по проволоке про́вода.
Как будто
                 минуту
                             один на один
остался
              с огромной
                                  единственной правдой.
Я счастлив.
                     Звенящего марша вода
относит
               тело мое невесомое.
Я знаю —
                  отныне
                               и навсегда
во мне
            минута
                        эта вот самая.
Я счастлив,
                     что я
                              этой силы частица,
что общие
                   даже слезы из глаз.
Сильнее
                и чище
                            нельзя причаститься
великому чувству
                               по имени —
                                                    класс!
Знамённые
                    снова
                              склоняются крылья,
чтоб завтра
                     опять
                               подняться в бои́ —
«Мы сами, родимый, закрыли
орлиные очи твои».
Только б не упасть,
                                  к плечу плечо,
флаги вычернив
                             и ве́ками алея,
на последнее
                        прощанье с Ильичем
шли
       и медлили у мавзолея.
Выполняют церемониал.
Говорили речи.
                           Говорят — и ладно.
Горе вот,
                что срок минуты
                                             мал —
разве
          весь
                  охватишь ненаглядный!
Пройдут
               и на́верх