Владимир Ильич Ленин - Страница 3

нам
       известна
                       жизнь Ульянова.
Но долгую жизнь
                              товарища Ленина
надо писать
                      и описывать заново.
Далеко давным,
                            годов за двести,
первые
             про Ленина
                                 восходят вести.
Слышите —
                     железный
                                       и луженый,
прорезая
                 древние века,—
голос
          прадеда
                         Бромлея и Гужона —
первого паровика?
Капитал
             его величество,
                                        некоронованный,
                                                                невенчанный,
объявляет
                   покоренной
                                        силу деревенщины.
Город грабил,
                        грёб,
                                 грабастал,
глыбил
             пуза касс,
а у станков
                   худой и горбастый
встал
          рабочий класс.
И уже
           грозил,
                       взвивая трубы за́ небо.
— Нами
              к золоту
                            пути мости́те.
Мы родим,
                   пошлем,
                                  придет когда-нибудь
человек,
               борец,
                           каратель,
                                            мститель! —
И уже
           смешались
                               облака и ды́мы,
будто
          рядовые
                          одного полка.
Небеса
             становятся двойными,
дымы
          забивают облака.
Товары
             растут,
                         меж нищими высясь.
Директор,
                  лысый черт,
пощелкал счетами,
                                 буркнул:
                                               «кризис!»
и вывесил слово
                             «расчет».
Кра́пило
              сласти
                          мушиное се́ево,
хлеба́
          зерном
                       в элеваторах портятся,
а под витринами
                             всех Елисеевых,
живот подведя,
                           плелась безработица.
И бурчало
                  у трущоб в утробе,
покрывая
                 детвориный плачик:
— Под работу,
                         под винтовку ль,
                                                     на́ —
                                                            ладони обе!
Приходи,
                заступник
                                 и расплатчик! —
Эй,
      верблюд,
                       открыватель колоний!
Эй,
      колонны стальных кораблей!
Марш
          в пустыни
                           огня раскаленней!
Пеньте пену
                      бумаги белей!
Начинают
                 черным лата́ться
оазисы
             пальмовых нег.
Вон
       среди
                  золотистых плантаций
засеченный
                     вымычал негр:
— У-у-у-у-у,
                    у-у-у!
                             Нил мой, Нил!
Приплещи
                  и выплещи
                                     черные дни!
Чтоб чернее были,
                                 чем я во сне,
и пожар чтоб
                       крови вот этой красней.
Чтоб во всем этом кофе,
                                            враз вскипелом,
вариться пузатым —
                                     черным и белым.
Каждый
              добытый
                              слоновий клык —
тык его в мясо,
                           в сердце тык.
Хоть для правнуков,
                                   не зря чтоб
                                                       кровью литься,
выплыви,
                заступник солнцелицый.
Я кончаюсь,—
                         бог смертей
                                               пришел и поманил.
Помни
            это заклинанье,
                                        Нил,
                                                мой Нил! —
В снегах России,
                              в бреду Патагонии
расставило
                    время
                               станки потогонные.
У Ива́нова уже
                          у Вознесенска
                                                   каменные туши
будоражат
                    выкрики частушек:
«Эх, завод ты мой, завод,
желтоглазина.
Время нового зовет
Стеньку Разина».
Внуки
          спросят:
                        — Что такое капиталист? —
Как дети
               теперь:
                            — Что это
                                              г-о-р-о-д-о-в-о-й?.. —
Для внуков
                   пишу
                            в один лист
капитализма